![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
7irinka_clubЯ думала-думала - рассказывать ли ещё общие всякие вещи о детской субкультуре, или уж сразу переходить непосредственно к считалкам-дразнилкам. Но потому как вы на прошлый пост обратную связь типа "Ира, нам на фиг не надо знать все эти общие вещи, рассказывай уже про дразнилки!" не дали, я решила рассказывать все, что мне самой интересно.
Меня вот очень восхитила история собирания детского фольклора и то, как политика вмешивается даже в такую сферу .
И я ее решила вам рассказать эту историю.
Хоть она и длинная.
Первые попытки собирать тексты детского фольклора были предприняты в Англии, в конце 18 века.
В этой стране очень ценятся традиции, поэтому, вероятно, они впервые догадались, что можно собирать эти тексты.
Первый сборник - "Стихи и песенки Матушки Гусыни" переводил К. Чуковский в 20-е гг.
Благодаря Чуковскому мы знаем песенку про Шалтая Болтая, старушку, которая пошла продавать молоко, а деревня была далеко и т.д.
Позже эти песенки стали переводить и другие авторы.
Затем то же самое сделали французы, а в 1830 г. Шейн (собиратель крестьянского фольклора) опубликовал в виде приложения некоторое количество детского крестьянского фольклора.
Подумать о функциях этих текстов ни у кого даже не возникало мысли. Печатали их исключительно для забавы.
В конце 19 в. впервые взрослые подумали о том, что эти тексты могут быть им полезны, причем не в связи с детьми.
Взрослый мир вообще чрезвычайно эгоцентричен, эгоистичен и не уважает детей.
Зачем это детям - никто не задумывался тогда и не особенно задумывается сейчас.
Собиратели детского фольклора тоже не думали, что это значит для детей. Просто во второй половине 19 века было модно собирать фольклор, и взрослые вдруг обнаружили, что некоторые вещи исчезли из их, взрослого, фольклора, и "переехали" в детский.
Например, оказалось, что песенки уличных разносчиков средневековой Англии (у каждого вида торговцев они были разные, "корпоративные" - песенки бакалейщиков, булочников и т.д.) исчезли из употребления, но существуют в детской субкультуре, переработанные детским ухом.
И детский фольклор стали воспринимать как этакую "археологическую помойку".
Оказалось, что во многих детских играх оказались спрятанными древние языческие обряды взрослых - церковь их истребляла, а дети подобрали, приспособили для своих целей и сохранили.
И все это вызвало интерес к детскому фольклору.
Но в собирании детского фольклора до конца столетия существовали педагогические фильтры, внутренняя цензура, и не записывались некоторые моменты - считалось, например, что дразниться плохо, поэтому дразнилки печатать нельзя. Отвращение вызывали и страшные истории. Их не записывали.
В советские же времена к детским страшным историям относились даже агрессивнее, чем в 19 в.
М.В. Осорина - первый собиратель страшных историй (начала в 13 лет, в 1964 году), она же впервые описала их психологический смысл.
У нее очень большая коллекция, которая появилась благодаря тому, что она была девочкой, и ей рассказывали больше, чем рассказали бы взрослому.
Она вспоминает, что в советские времена в фольклорных экспедициях студентам запрещали записывать страшные истории.
Ещё более потаенным, конечно, был во все времена эротический детский фольклор ("какашный юмор"). Он был хорошо известен, но его никто не записывал -ни у кого рука не поднималась.
Но иногда он встречается в скрытой форме.
Например, в романе "Отцы и дети" в неявной форме присутствует очень неприличная гимназическая песенка. Ее знали все мальчики во второй половине 19 века.
Они изучали латинский язык, и очень не любили его.
Одним из традиционных заданий было чтение о Горации. И этот Гораций был страшно нелюбимым персонажем для гимназистов.
И про него придумали неприличную песенку.
В тени больших акаций
На берегу морском
Сидел старик Гораций
И чистил … песком.
И вот в романе "Отцы и дети" есть эпизод, где базаровский отец (полковой фельдшер, который очень хотел угодить Аркадию, сыну помещика, которого привез с собой сын), выстилаясь перед ними, ведет их по саду, и, показывая на кусты акации, говорит с заискивающей улыбкой, подмигивая - "Я здесь сижу иногда…"
И Базаров, который сам был охальником и вовсю вел оскорбительные разговоры, скривился и ушел.
Неприличный фольклор - это была вещь запретная.
И какашная тема ("скатос" по гречески - это какашка, и "кака" оттуда же, это греческое слово)
Имя Акакий, кстати, - означает "нет, это тот, кто не кака".
Детский скатологический юмор тесно связан с выделительными функциями и туалетным тренингом (ходить в горшочек, не пукать при всех, не писаться при смехе), и для ребенка все это очень актуально довольно долго.
Ребенку положено ещё в младших классах смеяться на все эти упоминания.
Но в подростковом возрасте смешно уже другое.
Это на самом деле интересный пласт детской субкультуры, но его никто не фиксировал.
Первым, кто начал собирать всерьез детский фольклор, был сибирский профессор Георгий Сергеевич Виноградов.
И он уникален тем, что был первым человеком, кто понял, соединил и уловил главное в детском фольклоре.
Он начал в 1910 году, охватил очень большую территорию, у него было много респондентов. Он общался с детьми, глубоко уважал их , и был потрясен и ошеломлен глубиной и тонкостью детского мира.
Виноградов был единственным человеком из фольклористов, кто по-настоящему понял, зачем фольклор детский, кто изучал его в контексте, в пространстве детского поведения.
То, что казалось ничтожными, смешными детскими стишками, дурацкой страшилкой, занюханной считалкой, на самом деле открывает огромный мир.
Г.С. Виноградов успел написать несколько хороших статей, в которых он рассказал о детском фольклоре. Они были переизданы в перестроечные времена.
Именно он открыл существование потаенных детских языков (у мальчиков это, как правило, шифры - языки плящущих человечков, а у девочек прибавление к каждому слогу определенного слога).
Он чрезвычайно тонко уловил и написал все эти вещи.
Надо сказать, что советская власть очень хорошо относилась к детям-бродягам и сиротам.
Большевисткие идеологи говорили, что те, кто находится в семье, отравлен идеологически родителями, которые были сформированы до революции.
Они пламенно говорили о том, что колыбельные и стихи развращают детей.
А вот те дети, кто на улице (и кто создает детскую субкультуру) - полноценные люди, они не испорчены цивилизацией, они люди новой эпохи.
И был недолгий период, когда публикации на эту тему поощрялись.
Однако уже в середине второй половине 20-х гг всех, кто писал на эти темы, стали притеснять.
Виноградов к тому же был верующим, и его интерес к детям был многим непонятен.
на него начались гонения.
Последняя его книжечка была в 1930 году, когда ему практически наложили запрет на профессию.
В 1936 году вышло знаменитое постановление "О педологических извращениях в системе наркомпросса", которое оказалось страшнейшим ударом по советской психологии, которая тогда развивалась довольно интересно.
Выжили только те, кто был совсем старенький, и то не все, и те, кто из психологов быстро перешел во врачи и т.д.
Все советские психологи были развеяны вихрем конца 30-х гг.
Виноградов спасся только потому, что полностью деклассировался.
Семья его давно развалилась, у него какое-то время была интеллигентная подруга, которая потом потеряла с ним связь.
Он владел ремеслом сапожника (многих тогда родители учили разным ремеслам на всякий случай), и жил в крошечной развалюхе, совершенно один, сапожничал, что-то шил. И за счет этого жил.
Он пережил блокаду, и умер позже нищим и забытым.
Его работы были забыты до перестроечных времен.
И только затем появились виноградовские чтения, и проводятся сейчас каждый год.
Меня вот очень восхитила история собирания детского фольклора и то, как политика вмешивается даже в такую сферу .
И я ее решила вам рассказать эту историю.
Хоть она и длинная.
Первые попытки собирать тексты детского фольклора были предприняты в Англии, в конце 18 века.
В этой стране очень ценятся традиции, поэтому, вероятно, они впервые догадались, что можно собирать эти тексты.
Первый сборник - "Стихи и песенки Матушки Гусыни" переводил К. Чуковский в 20-е гг.
Благодаря Чуковскому мы знаем песенку про Шалтая Болтая, старушку, которая пошла продавать молоко, а деревня была далеко и т.д.
Позже эти песенки стали переводить и другие авторы.
Затем то же самое сделали французы, а в 1830 г. Шейн (собиратель крестьянского фольклора) опубликовал в виде приложения некоторое количество детского крестьянского фольклора.
Подумать о функциях этих текстов ни у кого даже не возникало мысли. Печатали их исключительно для забавы.
В конце 19 в. впервые взрослые подумали о том, что эти тексты могут быть им полезны, причем не в связи с детьми.
Взрослый мир вообще чрезвычайно эгоцентричен, эгоистичен и не уважает детей.
Зачем это детям - никто не задумывался тогда и не особенно задумывается сейчас.
Собиратели детского фольклора тоже не думали, что это значит для детей. Просто во второй половине 19 века было модно собирать фольклор, и взрослые вдруг обнаружили, что некоторые вещи исчезли из их, взрослого, фольклора, и "переехали" в детский.
Например, оказалось, что песенки уличных разносчиков средневековой Англии (у каждого вида торговцев они были разные, "корпоративные" - песенки бакалейщиков, булочников и т.д.) исчезли из употребления, но существуют в детской субкультуре, переработанные детским ухом.
И детский фольклор стали воспринимать как этакую "археологическую помойку".
Оказалось, что во многих детских играх оказались спрятанными древние языческие обряды взрослых - церковь их истребляла, а дети подобрали, приспособили для своих целей и сохранили.
И все это вызвало интерес к детскому фольклору.
Но в собирании детского фольклора до конца столетия существовали педагогические фильтры, внутренняя цензура, и не записывались некоторые моменты - считалось, например, что дразниться плохо, поэтому дразнилки печатать нельзя. Отвращение вызывали и страшные истории. Их не записывали.
В советские же времена к детским страшным историям относились даже агрессивнее, чем в 19 в.
М.В. Осорина - первый собиратель страшных историй (начала в 13 лет, в 1964 году), она же впервые описала их психологический смысл.
У нее очень большая коллекция, которая появилась благодаря тому, что она была девочкой, и ей рассказывали больше, чем рассказали бы взрослому.
Она вспоминает, что в советские времена в фольклорных экспедициях студентам запрещали записывать страшные истории.
Ещё более потаенным, конечно, был во все времена эротический детский фольклор ("какашный юмор"). Он был хорошо известен, но его никто не записывал -ни у кого рука не поднималась.
Но иногда он встречается в скрытой форме.
Например, в романе "Отцы и дети" в неявной форме присутствует очень неприличная гимназическая песенка. Ее знали все мальчики во второй половине 19 века.
Они изучали латинский язык, и очень не любили его.
Одним из традиционных заданий было чтение о Горации. И этот Гораций был страшно нелюбимым персонажем для гимназистов.
И про него придумали неприличную песенку.
В тени больших акаций
На берегу морском
Сидел старик Гораций
И чистил … песком.
И вот в романе "Отцы и дети" есть эпизод, где базаровский отец (полковой фельдшер, который очень хотел угодить Аркадию, сыну помещика, которого привез с собой сын), выстилаясь перед ними, ведет их по саду, и, показывая на кусты акации, говорит с заискивающей улыбкой, подмигивая - "Я здесь сижу иногда…"
И Базаров, который сам был охальником и вовсю вел оскорбительные разговоры, скривился и ушел.
Неприличный фольклор - это была вещь запретная.
И какашная тема ("скатос" по гречески - это какашка, и "кака" оттуда же, это греческое слово)
Имя Акакий, кстати, - означает "нет, это тот, кто не кака".
Детский скатологический юмор тесно связан с выделительными функциями и туалетным тренингом (ходить в горшочек, не пукать при всех, не писаться при смехе), и для ребенка все это очень актуально довольно долго.
Ребенку положено ещё в младших классах смеяться на все эти упоминания.
Но в подростковом возрасте смешно уже другое.
Это на самом деле интересный пласт детской субкультуры, но его никто не фиксировал.
Первым, кто начал собирать всерьез детский фольклор, был сибирский профессор Георгий Сергеевич Виноградов.
И он уникален тем, что был первым человеком, кто понял, соединил и уловил главное в детском фольклоре.
Он начал в 1910 году, охватил очень большую территорию, у него было много респондентов. Он общался с детьми, глубоко уважал их , и был потрясен и ошеломлен глубиной и тонкостью детского мира.
Виноградов был единственным человеком из фольклористов, кто по-настоящему понял, зачем фольклор детский, кто изучал его в контексте, в пространстве детского поведения.
То, что казалось ничтожными, смешными детскими стишками, дурацкой страшилкой, занюханной считалкой, на самом деле открывает огромный мир.
Г.С. Виноградов успел написать несколько хороших статей, в которых он рассказал о детском фольклоре. Они были переизданы в перестроечные времена.
Именно он открыл существование потаенных детских языков (у мальчиков это, как правило, шифры - языки плящущих человечков, а у девочек прибавление к каждому слогу определенного слога).
Он чрезвычайно тонко уловил и написал все эти вещи.
Надо сказать, что советская власть очень хорошо относилась к детям-бродягам и сиротам.
Большевисткие идеологи говорили, что те, кто находится в семье, отравлен идеологически родителями, которые были сформированы до революции.
Они пламенно говорили о том, что колыбельные и стихи развращают детей.
А вот те дети, кто на улице (и кто создает детскую субкультуру) - полноценные люди, они не испорчены цивилизацией, они люди новой эпохи.
И был недолгий период, когда публикации на эту тему поощрялись.
Однако уже в середине второй половине 20-х гг всех, кто писал на эти темы, стали притеснять.
Виноградов к тому же был верующим, и его интерес к детям был многим непонятен.
на него начались гонения.
Последняя его книжечка была в 1930 году, когда ему практически наложили запрет на профессию.
В 1936 году вышло знаменитое постановление "О педологических извращениях в системе наркомпросса", которое оказалось страшнейшим ударом по советской психологии, которая тогда развивалась довольно интересно.
Выжили только те, кто был совсем старенький, и то не все, и те, кто из психологов быстро перешел во врачи и т.д.
Все советские психологи были развеяны вихрем конца 30-х гг.
Виноградов спасся только потому, что полностью деклассировался.
Семья его давно развалилась, у него какое-то время была интеллигентная подруга, которая потом потеряла с ним связь.
Он владел ремеслом сапожника (многих тогда родители учили разным ремеслам на всякий случай), и жил в крошечной развалюхе, совершенно один, сапожничал, что-то шил. И за счет этого жил.
Он пережил блокаду, и умер позже нищим и забытым.
Его работы были забыты до перестроечных времен.
И только затем появились виноградовские чтения, и проводятся сейчас каждый год.
![[identity profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/openid.png){kind=small}
no subject
Date: 2011-02-17 11:36 am (UTC)Я вот вспомнила, как мы с подругой шифровали послания друг к другу в виде всяких разных закорючек и человечков от моего брата, который вечно везде совал свой любопытный нос :о)))) Прибавления слогов к слогам брат быстро просек, так что приходилось выдумывать подвыперд :о)
И страшилки помню, особенно в детских пионерских лагерях...Ухх, самый страшный период был в мой самый первый заезд, класс 5-й наверное, точно уже не вспомню. В нашей палате над моей кроватью был привинчен какой-то крючек, уж для чего он был нужен, не знаю, и находился он на недосягаемой для нас высоте. И когда включали свет, отражение от этого крючка растягивалось в виде арки на стене...Так вот, мы с девчонками навыдумывали, что это секретная дверь в другой мир, какие-то истории придумывали и мне во все это тогда так явно верилось. Надо же, совсем про это забыла, а сейчас атк ясно вспомнилось.. А все эти детский гадания с пастой и зеркалом и вызыванием "Жвачного короля" и блин..мы ведь реально видели след от кареты этого короля на зеркале..Да и вообще каких только товарищей не вызывали и страшно было до жути.
no subject
Date: 2011-02-17 11:37 am (UTC)